— Не быка. Расследование. И взять за рога.
— Впрочем, неважно. Могу я говорить с вами откровенно?
— Да, разумеется.
— У меня впечатление, что вы безрассудно рискуете. Я думала обо всем этом со вчерашнего дня. И уже почти решила выкинуть вас и все эти ваши дела из головы... но потом вдруг подумала, что вы ехали сюда издалека. И что ваша сестра, она была такой... выдающейся женщиной. Делала честь нашему Ордену. И еще, — тут она беспомощно взмахнула маленькой ручкой, — я не могу остановить вас, что бы вы там ни затеяли. Я права?
— Расскажите все, что вспомнили, сестра.
— Здесь, в Александрии, сестра Валентина виделась с еще одним человеком, вернее, собиралась встретиться. Она упомянула об этом сестре Беатрис, а та рассказала мне. Просто выскользнуло из памяти, а потом вдруг, вчера вечером, я вспомнила. — Она испустила выразительный вздох, словно коря себя за то, что не сумела сохранить свою забывчивость в тайне. Сестра Лорейн была прирожденной кокеткой.
— Имя этого человека? — спросил я.
— Если я скажу, вы скажете мне, чем занимаетесь?
— Знаете, сестра... — Нет, эта спина меня положительно убивала. Боль возникла из ниоткуда, как тот человек с ножом. — Я и сам... толком не понимаю, чем именно занимаюсь.
— С вами все в порядке? — Она подалась вперед, огромные темные ее глаза сузились. — Вы так побледнели...
— Этого я вам сказать не могу. — Я поступил, как Вэл, когда сестра Элизабет спросила ее, что происходит. Я защищал сестру Лорейн... сам не знаю, от чего я ее защищал. — Но я хочу знать имя этого человека, сестра. Пожалуйста.
— Лебек. Этьен Лебек. Владелец галерей. Tres chic. В Каире и Александрии. У него есть даже собственный самолет. Он мой соотечественник. Из семьи, которая на протяжении многих поколений торговала предметами искусства и занималась антикварным бизнесом. В Париже. Лебек приехал в Египет сразу после войны, еще совсем молодым человеком. — Она слегка поморщилась. — Эти Лебеки... Знаете, были слухи, что они сотрудничали с режимом Виши.
— Вы знаете Лебека?
Я чувствовал, надо принять обезболивающее. И еще мне нужна совсем другая жизнь, без страха. Меня сотрясал озноб.
Она покачала головой.
— Нет, монахиня-католичка, пусть даже из Ордена, никак не может оказаться в кругах, где вращается мсье Лебек.
— Он что, приятельствует с Рихтером?
— Не знаю. Француз с таким прошлым и солдат оккупационных войск? — Она пожала плечами. — А почему вы спрашиваете?
— Но моя сестра как-то их связала. И потом, сегодня днем я сам видел, как один из фирменных фургонов Лебека доставил в офис Рихтера какую-то посылку. — Я заерзал на стуле, пытаясь как-то утихомирить боль. Казалось, что вся спина у меня мокрая.
— Что такое, мистер Дрискил? Может, вам нужен врач?
— Нет, нет, ничего страшного. Просто спина немного побаливает. Последствия долгого перелета.
— Думаю, вам пора отдохнуть. Выспаться хорошенько.
Она попросила счет. И пыталась оплатить этот ужин, но я все же умудрился всучить официанту свою кредитную карту.
Она водила «Фольксваген», ехали мы с опущенными стеклами, и прохладный ветер с моря освежил меня. Я вышел у своей гостиницы, уверил, что со мной все в порядке, поблагодарил за помощь и поднялся к себе в номер.
В одном из романов отца Данна плохие парни непременно обыскали бы номер в мое отсутствие. Или поджидали бы меня с «пушками» наготове. Или подослали бы ко мне роскошную блондинку, с которой я как бы случайно познакомился еще в самолете и которая лежала бы теперь голая у меня в постели. Но в комнате было тихо, ничего не тронуто. И я был совсем один. Постель аккуратно застелена, бриз с моря шевелит занавески.
Я достал пузырек с таблетками, осмотрел спину, там все оказалось в порядке, и лег, подумывая о том, что, может, стоит начать молиться на ночь.
Галерея Лебека располагалась на набережной. В зеркальных стеклах высоких дверей отражались покачивающиеся от ветра пальмы. Внутри царила стерильная чистота, все сверкало хромом, стеклом и плексигласом, стены были выкрашены в белый цвет. И повсюду на этом ярко-белом фоне были развешаны огромные полотна. Я узнал работы Раушенберга, Ноланда, Дайбенкорна, пастельных тонов, такие холодные и изысканные. В окнах первого этажа стояли на хромированных треножниках два огромных полотна Хокни — море воды, солнечного света, плоские отражающие поверхности и манящие тени. Пара хорошо одетых посетителей расхаживала перед картинами внутри. Затем они поднялись по открытой витой лестнице, казалось, она, точно во сне, зависла в воздухе над полом.
Я позвонил сюда из ресторана, что находился в пяти минутах ходьбы, и выразил желание лично встретиться с мсье Лебеком и поговорить об одном из Хокни. Девушка на том конце линии обладала совершенно удивительным, тихим, приятным ивкрадчивым голосом. И минуты через две сообщила, что мсье Лебек может принять меня ровно в три. Я перекусил в ресторане, потом сидел на улице, на скамье, и читал роман Вудхауса «Оставьте это Псмиту», который нашел в вестибюле «Сесиль». В галерею я зашел за несколько минут до назначенного времени и начал осматриваться. Все живописные произведения на удивление большие, воздушные, холодные, какие-то отстраненные, лишенные эмоций. Что ж, самое подходящее искусство для летних дач, что тянутся вдоль побережья, где богачи из Каира пытаются спастись от жары нильской дельты.
Женщина, проводившая меня в кабинет Лебека, была невысокого роста и компактного телосложения. Каждое движение казалось отточенным, лицо сплошь состоит из острых углов, а вот плечи и бедра полноватые и округло-женственные. Именно ей принадлежал тот заманчивый голос. На ней была табачного цвета юбка в мелкую клеточку, которая развевалась у бедер во время ходьбы. Лицо загорелое, нос слегка вздернутый, под резко выступающими скулами темные впадины, и еще на ней было навешано море золотых украшений. Она напомнила мне о том, как давно испытывал я желание прикоснуться к женщине. Она пробормотала что-то и вышла из кабинета, а несколько секунд спустя в него зашел мсье Лебек. Одна из стен кабинета была сделана из пуленепробиваемого стекла, эдакое гигантское окно, выходившее на главное двухэтажное здание галереи. Когда я поднимался в этот скворечник Лебека, показалось, что лестница раскачивается под ногами, точно веревка, натянутая над пропастью, даже голова закружилась. Я услышал, как деликатно кашлянул за спиной Лебек, оторвался от вида из этого гигантского окна, обернулся и слегка вздрогнул.